— Что случилось? — встревоженно спросил Вирад.

— Пожалуйста, проверь этот след. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что он пропитан запахом с трудом сдерживаемого чувства. Я услышала этот запах на улице, а здесь он стал еще более отчетливым. Это не страх, но что-то настолько же сильное. Волнение, гнев и жажда разрушения, — тихо добавила наследница.

— Или жажда крови, — сказал Малколм, и его голос дрогнул.

Алиса кивнула, и по ее спине пробежал неприятный холодок.

— И это еще не все. Понюхай стену там, где к ней прикасалось его пальто. Это кровь, не так ли? Но не его собственная!

Малколм наклонился и приблизил лицо к стене, так что между ней и кончиком его носа оставалось не больше дюйма. Затем вампир закрыл глаза и глубоко вдохнул. Сосредоточившись на запахе мужчины, он попытался разложить его на отдельные нотки.

— Да, это кровь, — подтвердил Малколм. — Кровь женщины, запах которой мы уже слышали. — Он задумался, а затем широко открыл глаза. — Мэри Николс?

Вирад и Фамалия встревоженно переглянулись.

— Да, мне тоже так показалось, — кивнула Алиса.

— Значит, убийца, которого мы ищем, бродит где-то поблизости, на одной из соседних улиц?! — воскликнул Малколм.

— И, скорее всего, следует за Латоной и этой женщиной! — закончила его мысль Алиса и выбежала из подворотни.

Малколм бросился за ней. Стараясь не сбиться со следа, вампиры со всех ног мчались по улице. 

«О, демоны преисподней!— думала Алиса. — Только бы мы успели вовремя! Только бы не было слишком поздно!»

КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК

Ночной туман клубился над водами Темзы. В полночь ветер начал стихать, а теперь, когда до рассвета оставалось всего пару часов, и вовсе прекратился. Шхуна плавно скользила к пристани лондонского порта, где уже успели пришвартоваться два других корабля. С каждой минутой расстояние между ней и причалом немного сокращалось. Паруса шхуны были опущены, но она продолжала приближаться к стоявшим в порту кораблям и, похоже, не собиралась разворачиваться.

Оба моряка, которые несли ночную вахту на первом судне, вскочили, когда перед ними из тумана вынырнул нос чужого корабля.

— Что за идиот стоит у штурвала? — громко выругался матрос.

Второй моряк поднял вверх фонарь и начал им размахивать.

— Поворачивай, поворачивай! — заорал он.

— Он нас сейчас протаранит! — в ужасе воскликнул матрос.

На втором корабле тоже заметили опасность, зажгли фонари и начали что-то кричать. Однако команда непонятно откуда взявшейся шхуны словно оглохла и ослепла, и корабль по-прежнему продолжал двигаться вперед.

— Что же нам делать? — спросил первый моряк.

— Ничего, — ответил его товарищ, продолжая посылать сигналы с помощью фонаря.

Бушприт шхуны уже навис над бортом пришвартованного корабля. Мужчины переглянулись и пожали плечами. Им оставалось лишь ухватиться за что-нибудь и ожидать неизбежного.

Нос чужого корабля под острым углом врезался в борт первого судна. Раздался громкий треск и скрип трущихся друг о друга досок, а затем «Одиссей» заскользил дальше и занял пространство между двумя другими кораблями. Моряки с открытыми ртами смотрели на проплывающий мимо корабль. Они даже видели рулевого, который и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить это столкновение!

— Уж я задам ему жару! — сжав кулаки, пригрозил матрос, когда зажатый между двумя кораблями «Одиссей» наконец-то остановился.

Оба моряка убедились, что их судно не слишком сильно пострадало во время столкновения, а затем перепрыгнули через прижатые друг к другу поручни и оказались на палубе шхуны.

— Послушай, брат, ты что делаешь? Ты слепой или пьяный? — закричали они, приближаясь к склонившемуся над штурвалом моряку.

Да, он почти лежал на нем и никак не реагировал на крики.

Матрос первым заметил, что незнакомец привязан к штурвалу. Странно. Неужели на море разыгрался такой шторм? Моряк не раз слышал о том, что к подобным мерам приходится прибегать, когда проходишь бурные воды у берегов Франции и Испании, но ведь они были на Темзе!

Матрос подошел еще ближе. Рулевой по-прежнему не двигался. Второй матрос в нерешительности остановился.

— С ним что-то не так, — произнес он.

— Ясное дело! Он врезался в наш корабль! — сердито крикнул матрос, но внезапно умолк, поняв, что мужчина за рулем не пьяный и не глухой.

— Он мертв, да? — выдохнул его товарищ. — Только не прикасайся к нему! Это корабль-призрак. Они все мертвы, вот увидишь!

Матрос замер. Он опустился на колено, чтобы посмотреть мертвецу в лицо, но трогать его не стал.

— На чуму не похоже. Может, лихорадка.

— Да, и мы занесем ее в Лондон, если не будем осторожны. Лучше пойдем отсюда. Нужно вызвать портовую полицию. Надеюсь только, что они не наложат на нас карантин.

Матрос все еще стоял возле трупа и внимательно его рассматривал.

— Да, наверняка лихорадка, — повторил он. — Я не вижу ничего, кроме небольшой ранки на шее и двух пятен крови на рубашке.

Наконец-то матрос обернулся и, несмотря на настоятельные просьбы товарища сейчас же покинуть корабль-призрак, направился к капитанской каюте.

Доски неестественно громко скрипели под сапогами моряка, когда он спускался по лестнице. Проходя по узенькому коридору, матрос заглянул в покинутый камбуз и такую же пустую кают-компанию. Его товарищ не пошел за ним. Он поспешил вернуться на собственный корабль, чтобы как можно быстрее сообщить обо всем портовой полиции.

Матрос робко продвигался дальше. Вокруг него царила мертвая тишина. Значит, это все-таки был корабль-призрак! Все члены его команды умерли или бесследно исчезли среди океанских волн. Моряк испытал гнетущее ощущение. Он чувствовал себя так, словно на всем белом свете кроме него никого не осталось. Тени угрожающе нависали над ним, тая в себе что-то зловещее.

Чутье не обманывало матроса. От одной из теней за его спиной отделился огромный серый волк и, поднявшись на палубу, направился к носу шхуны.

Матрос опасливо открыл дверь капитанской каюты. Долго искать ему не пришлось. Открытый судовой журнал лежал на столе. Моряк пробежал глазами последнюю запись. Затем он принялся медленно перечитывать ее, чувствуя, как его охватывает леденящий ужас.

«Судовой журнал "Одиссея",

пятница, 18 февраля 1881 года

Капитан Джексон

Теперь я остался один. Последний живой человек на борту. Хотя мы с матросом Уайтом решили не спать и постоянно держать друг друга в поле зрения, ближе к рассвету я, должно быть, ненадолго задремал. Напряжение и страх сыграли свою роль. Двухнедельный шторм и непрекращающаяся вереница смертей! Когда перед нами наконец-то показался Ла-Манш, ветер улегся и мы вошли в спокойные воды. Но как только исчезает потребность в предельной концентрации, наступает изнеможение.

Думаю, я спал совсем недолго, но когда проснулся, Уайта в каюте не было. Я догадывался, что уже не найду его живым. Как только взошло солнце, я решил обойти корабль.

Уайт лежал под лестницей у входа в камбуз с разодранным горлом. Казалось, его загрыз дикий зверь. Однако тело его было обескровленным, словно он умер от чахотки. В широко раскрытых глазах несчастного навсегда застыл смертельный ужас. Я уже ничем не мог ему помочь. Его могилой стали морские глубины.

Солнце опускается за горизонт. Вероятно, я больше никогда его не увижу. В тумане передо мной уже виднеется устье Темзы. Попробую поднять хоть один парус. А затем крепко привяжу себя к штурвалу и попытаюсь взять курс на Лондон. Буду ли я все еще жив, когда "Одиссей" войдет в порт? Нет, я не смею тешить себя напрасными надеждами. Наступает ночь. Господи, помоги мне и упокой мою душу!

Капитан Томас Джексон».

* * *

До рассвета оставалось меньше часа. Лохматый волк на мгновение застыл на носу корабля и принюхался.